Репортаж был довольно продолжительным, он захватил и Рябова, и Берегового. Оба подумали, что это не очень умно и несвоевременно.

На самом деле это было только началом.

По своим каналам Береговой получил информацию о взрыве в школе при синагоге, а спустя минуту-две о смерти раввина.

– Вот и ответные меры, – тихо проговорил он. – Я не сомневаюсь, что это дело рук самого Дробова. Он работал под исламистов.

– Почему вы так считаете? – спросил Рябов севшим голосом, хотя сам знал ответ. Со времени выхода в эфир материала Светланы Рогожиной прошло не больше получаса, а реакция уже была: взрыв в синагоге и труп раввина.

Это был именно тот «простор мысли», о котором говорил Береговой. Неважно, кто произвел взрыв, – кто-либо из мусульманских организаций или люди Дробова, мусульмане пока с этим разбираться не станут, не успеют, но вот газават [7] будет объявлен незамедлительно. Так и случилось, но чуть раньше в милицию поступил звонок от стихийно возникшей группы исламистов, которая взяла на себя ответственность за взрыв. Никто не подумал в то время, что даже на стихийное возникновение нужно время, равно как и на то, чтобы заложить бомбу и успеть расправиться с организатором террористического акта – раввином. К тому же сама формулировка «стихийно возникшая группа» была довольно-таки страшной. Она мгновенно породит множество себе подобных, и священную войну нельзя будет контролировать или как-то обуздать. Помимо этого, всколыхнутся все движения и формирования мусульман по всему востоку России. Это был точно рассчитанный удар Дробова.

Растерявшийся Рябов нашел в себе силы подумать о русских. Нетрудно догадаться о роли генерала в этом деле. А оно было следующим. Во время большой смуты Дробов должен взять инициативу в свои руки; подобное произойдет только в том случае, когда в этой смуте будут принимать участие русские. Итак, если русские принимают участие, Дробову потребуется возглавить мятежное движение.

Большинству митингующих абсолютно все равно, кто кричит им с трибуны и ведет за собой, – «красные», «коричневые» или «зеленые». Во время таких – часто стихийных – походов цвета они особо не различают. А так как у нас во всем виноваты жиды и все беды от них, то дело идет как надо. Во всяком случае, уже вошло в привычку винить во всем евреев и прочих пришлых, только не себя. И с кровавой пеной у рта доказывать это. Умереть – и не признать вины. «На могильной плите прошу написать: «В моей смерти повинна жидовская морда».

Голова разболелась, однако Рябов продолжал рассуждения.

Дробов управляет стихийным процессом, он направляет его в нужное русло, каким-то образом подчиняет людей себе. Для коммунистов, которых большинство в этой рассерженной толпе, он коммунист. Для либералов, таких же реакционеров, – он либерал. Для голодающих и обманутых он – надежда. То есть он один для всех, настоящий лидер. Если проследить перспективу, получится, что к нему потянутся или, во всяком случае, будут искать контакты с ним и лидеры коммунистов, либералов, других партий. Тем более что многие из них «еврейский вопрос» считают одним из важнейших.

Чем же Дробов сумеет привлечь к этому противостоянию между иудеями и мусульманами русских? Ведь «машина» уже запущена. Судя по его тактике, только одним: в православной церкви должен прогреметь взрыв. Его автором снова будет Дробов, а вот кого он подставит под него – мусульман или иудеев? В его ситуации это трудно переложить и на тех, и на других. Значит, у него должен быть определенный план. Что же генерал задумал?

С этого момента мысли Рябова пошли по двум направлениям: он думал о последствиях, диверсиях и уже не сомневался, что в случае с православными церквями рванут мины с «паралитиком» А-232. Последствия будут ужасными, это озлобит русских, резко настроит против «жидов» и «неверных». Точно, Дробов для русских обязательно применит ОВ, чтобы они в своей злобе и решимости ничуть не уступали мусульманам. Тут сработает истина: нельзя хорошо воевать по приказу. А в этом случае приказывать будет бессмысленно, нужно только умело управлять процессом.

Что касается газа А-232, то достоянием гласности станет тот факт, что тогда-то в такой-то воинской части было похищено ОВ, причем похищено чеченцами, что практически доказано, а власти, в частности, ФСБ и Правительство, не дали ход этому делу, умолчали. Естественно, что от органов ФСБ потребуют ответа, и они его дадут. Впрочем, мало кто будет слушать дальше слов «похищено и передано чеченцам»: русские подорвут мечеть и синагогу, начнется преследование на улицах, в домах и прочих местах.

Думая о русских, Рябов представлял себе разношерстную толпу рабочих и безработных коммунистов, полоумных фанатиков различных движений и прочие реакционно настроенные массы. Плюс обиженные, обманутые, те, кому месяцами не выдают зарплату. Это будет вал, который сулит неисчислимые беды.

Русские сами по себе никогда не начинают драку первыми – от этого они всегда проигрывают, следовательно, первый удар по русским должны нанести мусульмане или иудеи. Или все вместе. Возвращаясь к похищенному ОВ, выходило все же, что чеченцы, мусульмане.

От этой мысли Рябов напрягся, он почувствовал, что истина вот-вот откроется ему. Он вернулся немного назад, когда они с Береговым смотрели «ролик» по ТВ, где раввин недвусмысленно говорил о теракте, направленном против мусульман. В этом было что-то противоестественное. В это трудно поверить, но вот факты неопровержимы: взрыв в мусульманской школе. Без этого взрыва слова раввина хоть и звучат оскорбительно, но все же это не призыв; стало быть, что-то есть в самом «ролике»: он невероятно короток. Если предположить, что умелый собеседник одним точным, хорошо продуманным вопросом спровоцировал раввина на подобный ответ, все становится на свои места. Это неновый прием, им давно пользуются многие спецслужбы с целью провокаций. И это только начало. Когда противостояние мусульман и иудеев состоится, то наверняка всплывет весь материал, из которого будет ясно, что именно русские столкнули лбами противоборствующие стороны. И неважно, кто опомнится первым, но взрыв в православной церкви произойдет. А до этого…

До этого могли подняться на воздух еще несколько мечетей и синагог. Теперь уже от рук непосредственных участников противостояния.

Рябов чувствовал, что его рассуждения вполне резонны. Теперь он призадумался о журналистке Светлане Рогожиной, которая, безусловно, стала чуть ли не главным оружием Дробова. Как сумел использовать ее генерал в своих целях, если она до этого контактировала с Антоном Никишиным и помогала ему, оставалось для подполковника неясным. Как бы то ни было, но Рогожина сыграла одну из главных ролей. За что и поплатилась.

Рябов в своих рассуждениях не раз произнес про себя слово «страшно» – в частности, это касалось стихийно возникшей группы исламистов. Сейчас оно еще раз отозвалось в его голове. Страшным было то, что действия Дробова и последствия начатой им акции были выгодны абсолютно всем оппозиционерам существующей власти. Всем, включая и коммунистов, и либералов, и прочих «народников», так как они приобретали невероятный простор для своей деятельности. Они словно сговорились, создавая Дробову благоприятные условия; застоявшиеся, запутавшиеся последнее время в собственных словесах, они активизируются.

Великая реабилитация.

И опять это слово: страшно, что история могла повториться, она уже вписывалась в виток кровавого круговорота.

Береговой оставил Рябова одного в кабинете и вернулся только через двадцать минут. Рябов рассказал ему все, что пришло в его голову за это время.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Береговой. – Дробов действует очень быстро, нужно принимать экстренные меры. Вполне возможно, что ОВ, с которого, в общем-то, и началась эта история, будет применено сегодня. Хотя я бы на месте Дробова подождал день-два.

– Не понимаю, как можно представить себя на его месте.